Илиада - Страница 160


К оглавлению

160

В куще лежит, погребенью не преданный! Дай же скорее,

555 Дай сим очам его видеть! а сам ты прими искупленье:

Мы принесли драгоценное. О, насладись им и счастлив

В край возвратися родимый, когда ты еще позволяешь

Старцу мне бедному жить и солнца сияние видеть!»


Грозно взглянув на него, говорил Ахиллес быстроногий:

560 «Старец, не гневай меня! Разумею и сам я, что должно

Сына тебе возвратить: от Зевса мне весть приносила

Матерь моя среброногая, нимфа морская Фетида.

Чувствую, что и тебя (от меня ты, Приам, не сокроешь)

Сильная бога рука провела к кораблям мирмидонским;

565 Нет, не осмелился б смертный, и младостью пылкой цветущий,

В стан наш вступить: ни от стражей недремлющих он бы не скрылся,

Ни засовов легко б на воротах моих не отдвинул.

Смолкни ж, и более мне не волнуй ты болящего сердца;

Или страшись, да тебя, невзирая, что ты и молитель,

570 В куще моей я не брошу и Зевсов завет не нарушу».


Так говорил; устрашился Приам и, покорный, умолкнул.

Сын же Пелеев, как лев, из обители бросился к двери:

Но не один, за царем устремилися два из клевретов,

Сильный Алким и герой Автомедон, которых меж другов

575 Более всех Пелейон почитал, по Патрокле умершем.

Быстро они от ярма отрешили и коней и месков;

В кущу ввели и глашатая старцева; там посадивши

Мужа на стуле, поспешно с красивого царского воза

Собрали весь многоценный за голову Гектора выкуп;

580 Две лишь оставили ризы и тонкий хитон хитротканый,

С мыслью, чтоб тело покрытое в дом отпустить от Пелида.

Он же, вызвав рабынь, повелел и омыть, и мастями

Тело намазать, но тайно, чтоб сына Приам не увидел:

Он опасался, чтоб гневом не вспыхнул отец огорченный,

585 Сына узрев, и чтоб сам он тогда не подвигнулся духом

Старца убить и нарушить священные Зевса заветы.

Тело рабыни омыли, умаслили мастью душистой,

В новый одели хитон и покрыли прекрасною ризой;

Сам Ахиллес и поднял, и на одр положил Приамида, —

590 Но друзья совокупно на блещущий воз положили.

Он же тогда возопил, именуя любезного друга:

«Храбрый Патрокл! не ропщи на меня ты, ежели слышишь

В мрачном Аиде, что я знаменитого Гектора тело

Выдал отцу: не презренными он заплатил мне дарами;

595 В жертву тебе и от них принесу я достойную долю».


Так произнес — и под сень возвратился Пелид благородный;

Сел на изящно украшенных креслах, оставленных прежде,

Против Приама стоявших, и слово к нему обратил он:

«Сын твой тебе возвращен, как желал ты, божественный старец;

600 Убран лежит на одре. С восходом Зари возвращаясь,

Сам ты увидишь его; но теперь мы о пище воспомним.

Пищи забыть не могла и несчастная матерь Ниоба,

Матерь, которая разом двенадцать детей потеряла,

Милых шесть дочерей и шесть сыновей расцветавших.

605 Юношей Феб поразил из блестящего лука стрелами,

Мстящий Ниобе, а дев — Артемида, гордая луком.

Мать их дерзала равняться с румяноланитою Летой:

Лета двоих, говорила, а я многочисленных матерь!

Двое сии у гордившейся матери всех погубили.

610 Девять дней валялися трупы; и не было мужа

Гробу предать их: в камень людей превратил громовержец.

Мертвых в десятый день погребли милосердые боги.

Плачем по них истомяся, и мать вспомянула о пище.

Ныне та мать на скалах, на пустынных горах Сипилийских,

615 Где, повествуют, богини покоиться любят в пещерах,

Нимфы, которые часто у вод Ахелоевых пляшут, —

Там, от богов превращенная в камень, страдает Ниоба.

Так, божественный старец, и мы помыслим о пище.

Время тебе остается оплакать любезного сына,

620 В Трою привезши; там для тебя многослезен он будет».


Рек — и, стремительно встав, Ахиллес белорунную, овцу

Сам закалает; друзья, обнажив и опрятав, как должно,

В мелкие части искусно дробят, прободают рожнами,

Ловко пекут на огне и готовые части снимают.

625 Хлеб между тем принесши, поставил на стол Автомедон

В пышных корзинах; но брашно делил Ахиллес благородный.

Оба к предложенным яствам питательным руки простерли.

И когда питием и пищей насытили сердце,

Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу,

630 Виду его и величеству: бога, казалось, он видит.

Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,

Смотря на образ почтенный и слушая старцевы речи.

Оба они наслаждались, один на другого взирая;

Но наконец возгласил к Ахиллесу божественный старец:

635 «Дай мне теперь опочить, Зевесов любимец! позволь мне

Сном животворным хоть несколько в доме твоем насладиться.

Ибо еще ни на миг у меня не смыкалися очи

С дня, как несчастный мой сын под твоими руками погибнул;

С оного дня лишь стенал и несчетные скорби терпел я,

640 Часто в оградах дворовых по сметищам смрадным валяясь.

Ныне лишь яствы вкусил и вина пурпурового ныне

Принял в гортань; но до этой поры ничего не вкушал я».


Так говорил; Ахиллес приказал и друзьям и рабыням

Стлать на крыльце две постели и снизу хорошие полсти

645 Бросить пурпурные, сверху ковры разостлать дорогие

И шерстяные плащи положить, чтобы старцам одеться.

Вышли рабыни из дому с пылающим светочем в дланях;

Скоро они, поспешившие, два уготовали ложа.

И Приаму шутя говорил Ахиллес благородный:

650 «Спи у меня на дворе, пришелец любезный, да в дом мой

Вдруг не придет кто-нибудь из данаев, которые часто

Вместе совет совещать в мою собираются кущу.

Если тебя здесь кто-либо в пору ночную увидит,

Верно, царя известит, предводителя воинств Атрида;

160