Илиада - Страница 122


К оглавлению

122

Сколько во Фригию или в Меонию, славную землю,

Продано наших сокровищ с тех пор, как прогневан Кронион!

Ныне ж, когда благодеющий мне даровал громовержец

Славу стяжать при судах, отразив к Геллеспонту ахеян,

295 Мысли такие, безумец, стыдись открывать пред народом!

Их ни один из троян не послушает: я не позволю!

Слушайте, други, вы слово мое и ему повинуйтесь:

Ныне вы все вечеряйте по стану, отряд близ отряда;

Помните стражу ночную и бодрствуйте каждый на страже.

300 Кто ж из троян о богатствах домашних безмерно крушится,

Пусть соберет и отдаст на народ, да народ их истратит:

Пусть кто-нибудь из своих наслаждается, но не ахейцы!

Завтра и, еще на заре, ополчася оружием ратным,

Мы на суда многовеслые боем решительным грянем.

305 Ежели истинно к брани восстал Ахиллес быстроногий,

Худо ему, как желает он, будет! Не стану я больше

В битве ужасной его избегать, но могучего смело

Встречу. С победною славою он или я возвращуся:

Общий у смертных Арей; и разящего он поражает!»


310 Гектор вещал, а трояне шумно кругом восклицали.

Мужи безумные! разум у них помрачила Паллада.

С Гектором все согласились, народу беды совещавшим;

С Полидамасом — никто, совет предлагавшим полезный.

В поле они вечеряли всем воинством. Но мирмидонцы

315 Целую ночь провели над Патроклом, стеня и рыдая.

Царь Ахиллес среди сонма их плач свой рыдательный начал;

Грозные руки на грудь положив бездыханного друга,

Часто и тяжко стенал он, — подобно как лев густобрадый,

Ежели скимнов его из глубокого леса похитит

320 Ланей ловец; возвратяся он поздно, по детям тоскует;

Бродит из дебри в дебрь и следов похитителя ищет,

Жалобно стонущий; горесть и ярость его обымают, —

Так стеная, Пелид говорил посреди мирмидонян:

«Боги, боги! бесплодное слово из уст изронил я

325 В день, как старался утешить героя Менетия в доме!

Я говорил, что в Опунт приведу ему славного сына

Трои рушителем крепкой, участником пышной добычи.

Нет, не все помышления Зевс человекам свершает!

Нам обойм предназначено землю одну окровавить

330 Здесь, на троянском брегу! И меня, возвратившегось с боя,

В доме отцов никогда ни Пелей престарелый не встретит,

Ни любезная матерь, но здесь покроет могила!

Если же после тебя, о Патрокл мой, в могилу сойти мне,

С честью тебя погребу; но не прежде, как здесь я повергну

335 Броню и голову Гектора, гордого смертью твоею!

Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать плененных

Трои краснейших сынов, за убийство тебя отомщая!

Ты ж до того, Менетид, у меня пред судами покойся!

Окрест тебя полногрудые жены троян и дарданцев,

340 Коих с тобой мы добыли копьем и могучестью нашей,

Грады руша цветущие бранолюбивых народов,

Пусть рыдают, и ночи и дни обливаясь слезами».


Так говорил, — и друзьям повелел Ахиллес благородный

Медный великий треножник поставить на огнь и скорее

345 Тело Патрокла омыть от запекшейся крови и праха.

Мужи сосуд омовений, поставив на светлое пламя,

Налили полный водою и дров на огонь подложили;

Дно у тренога огонь обхватил, согревалася влага.

И когда закипевшая в звонкой меди зашумела, —

350 Тело омыли водой, умастили светлым елеем,

Язвы наполнили мастью драгой, девятигодовою;

После, на одр положив, полотном его тонким покрыли

С ног до главы и сверху одели покровом блестящим.

Целую ночь потом вкруг Пелида царя мирмидонцы,

355 Стоя толпой, о Патрокле крушились, стеня и рыдая.


Зевс на Олимпе воззвал к златотронной сестре и супруге:

«Сделала ты, что могла, волоокая, гордая Гера!

В брань подняла быстроногого сына Пелеева. Верно,

Родоначальница ты кудреглавых народов Эллады».


360 Быстро воззвала к нему волоокая Гера царица:

«Мрачный Кронион! какие слова ты, могучий, вещаешь?

Как? человек человеку свободно злодействовать может,

Тот, который и смертен и столько советами скуден.

Я ж, которая здесь почитаюсь богиней верховной,

365 Славой сугубой горжусь, что меня и сестрой и супругой

Ты нарицаешь, — ты, над бессмертными всеми царящий, —

Я не должна, на троян раздраженная, бед устроять им?»


Так божества олимпийские между собою вещали.

Тою порою Фетида достигла Гефестова дома,

370 Звездных, нетленных чертогов, прекраснейших среди Олимпа,

Кои из меди блистательной создал себе хромоногий.

Бога, покрытого потом, находит в трудах, пред мехами

Быстро вращавшегось: двадцать треножников вдруг он работал,

В утварь поставить к стене своего благолепного дома.

375 Он под подножием их золотые колеса устроил,

Сами б собою они приближалися к сонму бессмертных,

Сами б собою и в дом возвращалися, взорам на диво.

В сем они виде окончены были; одних не приделал

Хитроизмышленных ручек: готовил, и гвозди ковал к ним.

380 Тою порою, как их он по замыслам творческим делал,

В дом его тихо вошла среброногая мать Ахиллеса.

Вышла, увидев ее, под покровом блестящим Харита,

Прелестей полная, бога хромого супруга младая;

За руку с лаской взяла, говорила и так вопрошала:

385 «Что ты, Фетида, покровом закрытая, в дом наш приходишь,

Милая нам и почтенная? редко ты нас посещаешь.

Но войди ты в чертог, да тебя угощу я, богиню».


Так произнесши, Харита во внутренность вводит Фетиду.

Там сажает богиню на троне серебряногвоздном,

390 Пышном, изящно украшенном, с легкой подножной скамьею.

После голосом громким Гефеста художника кличет:

122